«Зато я стал матерым волком медицины»

Кто такой земский доктор, зачем он нужен и как работает и как видятся проблемы отечественной медицины в сельской глуши, в интервью «Газете.Ru» рассказал заместитель главврача Шаблыкинской центральной райбольницы Орловской области Сергей Ермаков. На завершившемся в Москве III съезде Национальной медицинской палаты он был удостоен премии в номинации «Земский доктор», получив также приз «Симпатии экспертного жюри». Сергей Ермаков — Вы стали лауреатом премии в номинации «Земский доктор». Кто этот доктор и в чем особенность его работы? — Работа в сельской местности – это постоянный хронический стресс. Если в городе тебя всегда кто-то подстрахует, то здесь – все иначе. Бывает, возвращаюсь с работы домой, а за мной уже «скорая» приехала – надо возвращаться обратно. Больница работает круглосуточно, 24 часа в сутки, 365 дней в году. Значит, и я тоже. А еще сельский врач – он на все руки мастер. Мне, например, пришлось овладеть несколькими смежными специальностями. Сейчас я инфекционист, ЛОР, психиатр-нарколог, профпатолог, имею все необходимые сертификаты. Такой коктейль из разных по своей сути специальностей вообще характерен для работы на селе, где особенно остро ощущается то, что называют кадровым голодом. В Москве закончил работу третий съезд крупнейшего в стране общественного объединения медицинских работников — Национальной…  Иногда приходится принимать нестандартные решения. Около месяца назад случилось так, что все машины скорой помощи я отправил в Орел одну за другой с тяжелыми больными и роженицей. Прибежавшая ко мне фельдшер скорой сообщила, что у нее уже два вызова в поселок, но до него пешком не дойти, три километра от больницы. И я попросил помощи у нашего молодого хирурга, у которого есть своя машина. — Трудно было начинать работать в таких условиях? — Мне повезло. В 1995 году я закончил медицинский институт, пройдя жесточайшую систему, которая называлась «за выживаемость знаний» и при которой из трех поступивших на лечебный факультет студентов до 6-го курса дошли только двое. Нас готовили для работы в любых условиях, и после выпуска у многих моих однокурсников-выпускников на плече появились татуировки: «Special medical forces» (специальные медицинские силы). Именно эта система обучения позволила мне стать тем, кем я стал – практически универсальным врачом, как говорят: «все в одном». А затем позволила удержаться на плаву в другой системе, которая называется «сельская медицина». — Сельские пациенты чем-то отличаются от городских? — Принимая больных в поликлинике с инфекционной патологией или заболеваниями ЛОР-органов, мне часто приходится встречать людей, в том числе и пожилых, которые никогда не измеряли своего артериального давления, никогда не были на приеме у своего участкового терапевта. И живут с высоким давлением, даже не зная об этом. В итоге зачастую нам остается уже заниматься только паллиативной медициной, симптоматическим лечением. Я где-то в интернете читал, что в Германии к врачу бегут даже с простым насморком, поэтому там нет запущенных форм туберкулеза и рака, низкая смертность от сердечно-сосудистых заболеваний. У нас же все с точностью до наоборот. На вопрос к больному: «Почему же ты не обратился за медицинской помощью раньше?» всегда получаешь один и тот же ответ: «Думал, что само пройдет». — Работа на селе предоставляет врачу какие-то возможности для профессионального роста, самореализации? — Благодаря полученному здесь опыту я не боюсь обследовать и лечить непонятных и тяжелых больных, купировать неотложные состояния. Я готов на своем ночном дежурстве принимать самую коварную болячку всех времен и народов, на которой садились в лужу врачи высших категорий и доктора медицинских наук. Был случай, когда я реанимировал больного с острым коронарным синдромом и остановкой сердца и дыхания. Кажется, что меня уже ничем не удивишь. :Я видел и диагностировал такие редкие заболевания, как лимфогранулематоз и саркому Капоши, агранулоцитоз и синдром Лайэла. Интуицией, которая вырабатывается годами работы в медицине, своим спинным мозгом, если хотите, чувствую посттравматическую гематому в головном мозге у больного. Я зачастую ищу раковую опухоль как черную кошку там, где ее нет. И иногда нахожу. — Помимо практических трудностей с болезнями и осложнениями, с какими системными проблемами ежедневно сталкивается земская медицина? Как удается их решать? Большая часть региональных программ бесплатной медпомощи дефицитна, а сами они не соответствуют реальным потребностям, утверждает Счетная палата РФ…  — Став несколько лет назад заместителем главного врача по лечебной работе, я, как это ни странно звучит, занялся хозяйственными делами. В этом есть своя прелесть, я имею в виду делать из ничего конфетку. Зачем ждать предписаний прокуратуры, а затем судорожно искать деньги, транспорт, людей, чтобы эти предписания выполнить, когда все можно сделать гораздо спокойнее и продуманнее. Начали с ремонта туалетов, а еще провели для больных горячую воду. На первом этаже стационара у нас стоит красный ящик для жалоб, обращений и пожеланий больных. И такого большого количества благодарностей, как за воду, в нем не было никогда. Но больше всего в нашей больнице мне не нравится лифт, точнее его отсутствие. Лет 40 назад, при строительстве нового 3-этажного здания стационара, он был предусмотрен в проектно-сметной документации, есть шахта, есть раздвижные двери, но что-то с чем-то не состыковалось. Хирургическое отделение у нас находится на третьем этаже, терапия — на втором. Для меня остается загадкой, почему нам на скорую помощь дали две машины с полным приводом, а еще две — без полного привода. До некоторых деревень трудно доехать даже на тракторе. Фельдшера скорой помощи весной и осенью работают в резиновых сапогах, дорог нет, грязь непролазная. При этом, говоря о санавиации, можно однозначно констатировать, что как таковой санавиации у нас нет. На содержание и полеты «кукурузника» уходит много денег. А как говорится, «в противоречии между здравым смыслом и бухгалтерией всегда побеждает бухгалтерия». Смерть контр-адмирала Вячеслава Апанасенко, покончившего с собой из-за невозможности получить обезболивающее, была не напрасной: обнажив застарелую…  А еще огромное количество времени занимает писанина. И это не только карточки, истории болезни, направления на МСЭ, но и всевозможная отчетность. Такого количества запросов, приходящих к нам большей частью по электронной почте, как, впрочем, и количества проверяющих и надзорных органов, не было никогда. Ежедневно больница отправляет от 10 до 15 электронных форм отчетов с данными о расходах зарплаты и медикаментов, о заболеваемости ОРВИ и гриппом, о закупках по 44-ФЗ и мониторинге медицинских информационных систем, о диспансеризации детей и профилактических медосмотрах взрослых. Проценты, рубли, ставки, сколько подлежало, сколько сделано, сколько планируем сделать и не сделать. — А в лучшую сторону что-нибудь меняется? — Да. Сегодня нам практически не приходится заботиться о наличии лекарств. Есть практически все. Я сам вместе с главной медсестрой провожу через интернет госзакупки (сейчас уже по 44-ФЗ), и всё привозят. Для приезжающих в сельскую местность молодых врачей существуют подъемные, им дают по 1 млн рублей федеральных денег за пять лет, и по 100 тыс. руб. из областного бюджета. Сейчас я слышал, что хотят включить в программу «Земский доктор» рабочие поселки. К сожалению, поселки городского типа остаются за бортом этой программы – и это плохо. Наш молодой хирург, отличный специалист, уже говорит: «Если ничего не изменится, то поеду в город работать или в село, там я хотя бы миллион получу, смогу свое жилье иметь. А какие у меня перспективы в этом поселке?» И я его понимаю. — Как можно исправить эту ситуацию? — Только финансированием и социальной поддержкой. Тарифы, по которым получают оплату больницы, крайне низкие. Мы, наша больница, зарабатываем ничтожно мало, и все сразу тратим на самое необходимое. А уровень зарплат иллюстрирует объявление, которое я не так давно прочитал в одной областной газете: «В отделение гнойной хирургии областной больницы требуется медицинская сестра. Заработная плата – МРОТ плюс премия по итогам года». Как вы думаете, много было желающих? А в нашей больнице сейчас работает пожилой офтальмолог, который две недели работает у нас, а две недели – охранником в Москве. Открывает и закрывает шлагбаум, и зарабатывает за это в два раза больше. Больничных средств не хватает ни на замену старых кроватей, ни на закупку оборудования. Отправляю пациента на обследование в областной центр – в Орел, он возвращается, я читаю заключение: по месту проживания сделать такие-то и такие-то анализы. А мы из всего этого списка хорошо если УЗИ сделать можем и еще несколько несложных анализов. Приходится опять в область посылать. Конечно, мы не лечим здесь, как в старые времена, кровопусканием. И врачи у нас квалифицированные работают. Но диагностика страдает, а диагностика — это в медицине основное. — У вас никогда не появлялось желания бросить все и уехать. Не сожалеете о выбранном пути? — Нет, не жалею, мне здесь интересно. И даже когда я лечу бомжей и алкоголиков, ВИЧ-инфицированных и наркоманов, я не отчаиваюсь, не разочаровываюсь в медицине. Единственное, о чем я жалею в жизни, это о том, что не попал служить в ВДВ, о чем мечтал в старших классах школы. Зато я стал другим — матерым волком медицины. И здесь я руководствуюсь принципом войск специального назначения: «В любом месте, в любое время, любую задачу». Мой старый закадычный дружок по институту зовет меня работать врачом в Германию. Он работает там интернистом уже более десяти лет. Но я не хочу. Не хочу приехать на все готовое. Хочу развивать маленький островок здравоохранения под названием БУЗ Орловской области «Шаблыкинская ЦРБ», превратив его в остров изобилия, сделав из своей ЦРБ конфетку. Кто будет это делать? Никто кроме нас.

Добавить комментарий